Этика весенней охоты.

4-04-2012, 19:45. Разместил: space

Фото andreybar
По утиным стаям весной стрельба недопустима: можно убить самку.

О деятельности наших администраторов от охоты писалось, да и пишется достаточно много, но как бы явны и тяжки ни были их прегрешения, объяснить только ими неуклонную деградацию спортивной охоты все же нельзя. Мы изменились сами. Мы в большинстве своем переносим на охоту ту психологию беззастенчивого потребительства, которая взращивалась и культивировалась условиями последних десятилетий. Но уж если потребительство способно довести до грани краха целое государство, то охоту оно погубит неизбежно. При этом первой жертвой будет, конечно, охота весенняя. Именно на нее особенно непримиримо ополчаются противники «жестокой забавы», за ней неусыпно следит око «охраны природы». И именно здесь забвение традиций и этических норм особенно губительно. Ведь основная опасность, связанная с разрешением весенней охоты - возможность нанесения ущерба нормальному ходу воспроизводства дичи за счет случайного отстрела самок, нарушения режима покоя в угодьях. А это зависит не столько от сроков отстрела и количества добытых самцов тетерева или глухаря, сколько от того, какими способами будет проводиться охота, как будут вести себя охотники. Таким образом, этический аспект проблемы приобретает здесь решающее значение.

Итак, этика весенней охоты. Ее основные заповеди сводятся к двум положениям:

- охоться так, чтобы твое поведение не вызывало справедливых нареканий, не ставило под сомнение допустимость весенней охоты и тем самым не могло способствовать ее дальнейшим ограничениям и запретам;

- охоться, но не мешай охотиться и другим.

Соблюдение указанных правил лежит в основе традиций весенней охоты. Действительно, ну в чем можно упрекнуть человека, кратчайшей дорогой дошедшего до места тока или заранее выбранного плеса и взявшего токующего глухаря или подлетевшего к подсадной селезня? Ни токовища, ни удобные для охоты из шалаша разливы не являются местами гнездования, и потревожить здесь устраивающих гнезда самок нельзя. Сам характер охоты устраняет случайную добычу самки, так как стреляет охотник только по птице, явно демонстрирующей свою самцовую сущность.

Однако стоит нам отступить от традиций весенней охоты и заняться хищным шатанием по угодьям, пальбой по взлетевшим, слетевшим с дерева или (везде, кроме тяги вальдшнепа и охоты на гусей) налетающим птицам (даже если мы абсолютно уверены, что это самцы), как все меняется. Пробираясь кромками разливов, пробуя под прикрытием опушек подобраться к поющим на поле тетеревам, мы нарушим покой не одной самки. Стреляя по поднявшимся или налетевшим «самцам», не одну самку лишим жизни: допустить ошибку в рассветных или вечерних сумерках, да еще когда ни голос, ни поведение птицы не помогают определить ее пол, очень легко. Так что предосудительность стрельбы влет при весенней охоте на глухаря, тетерева и селезня - не праздные измышления охранителей природы. Она подтверждена многолетней практикой охоты и выстрадана поколениями тех охотников, для которых случайная добыча утки или глухарки - стыд, позор и повод для горьких угрызений совести.

Правда, существующими правилами весенней охоты такая стрельба прямо не запрещена, но ведь и правила эти претерпели в последнее время существенные изменения и, увы, не в лучшую сторону. Проиллюстрирую это утверждение лишь одним примером. В 1986 г. в Марийской АССР разрешением на весеннюю охоту на водоплавующую дичь предусмотрено, что она может проводиться: «на селезней с подсадными утками и чучелами... только из шалашей и скрадков, которые в соответствии с правилами безопасности должны располагаться не ближе 300 м в любую сторону один от другого». Далее указывалось, что «охота с подхода... запрещается».

Глухаря на току отстреливают только на дереве: на земле под выстрел может попасть глухарка.

Прошло всего три года - и вот в той же автономной республике та же охота разрешается просто: «на селезней уток из укрытия»! О подсадных утках и чучелах уже нет ни слова. О запрещении ходовой охоты - ни звука. Что же касается понятия «укрытие», то его можно трактовать в весьма широких пределах от замаскированных автомобилей и моторных лодок, до куртины любой растительности, способной укрыть охотника от глаз дичи. Таясь по кустам, меняя «укрытия», можно заниматься любимой забавой, формально не нарушая установленного порядка охоты. Нетрудно понять, что породит этот новый плод административного рвения и охотоведческой безграмотности Марийской охотинспекции. Не усложняя себе жизнь хлопотами по приобретению подсадных уток, чучелов, манков, устройству шалашей, марийские охотники смогут с легким сердцем сотворить все, что при охоте весной недопустимо. Они смогут безнаказанно шастать по угодьям, палить влет и т. д. и т. п. Любителей такой «демократической» потехи сейчас более чем достаточно.

Из 184 человек, за которыми начиная с 1964 г. я имел возможность наблюдать во время весенней охоты на селезней, лишь 74 (чуть больше 40 %) охотились так, как положено, то есть из шалашей, с подсадными или чучелами, с манком. Остальные «промышляли» кто во что горазд. При этом по десятилетиям количество этих «вольных стрелков» неуклонно возрастало. Если с 1964 по 1973 гг. их было 9 из 30 (30 %), то с 1974 по 1983 гг. - 29 из 67 (43 %), а за шесть последних лет - 51 из 87 (около 60 %).

Порою просто диву даешься, глядя, к каким смехотворным и бездумно- зловредным приемам прибегают эти товарищи, чтобы утолить свою «благородную страсть». Один по грязи и лужам весеннего жнивья пробует подползти к токующим тетеревам. Другой, напялив гидрокостюм, самозабвенно бродит по разливу и временами испускает с помощью какого-то приспособления серии странных криков, имитирующих, по его мнению, сладострастные призывы, не знаю уж какой птицы. А вот и целая компания отправляется на зорю. Передний демонстративно тащит под мышкой здоровенную пеструю утицу. Остальные пятеро сопровождают. Действительно ли они верят, что несчастная питомица птицефермы сможет сыграть роль подсадной, или просто лукавят и волокут с собой беднягу как символ своей добропорядочности, как пропуск в угодья (охота разрешена лишь с подсадной) - неведомо. Что они будут делать, скрывшись с глаз работников охотхозяйства, можно только предполагать. Мне всегда хотелось узнать, думают ли такие товарищи, что они нарушают основные правила, обеспечивающие безвредность и допустимость весенней охоты? Тревожат ли их мысли о том, что своими действиями они провоцируют ее запрет? Приходит ли им в голову, что всеми этими подползаниями, скрадываниями и другими глупостями они страшно мешают тем, кто охотится как должно?

Ответ очень важен: если в простоте душевной они наивно обо всем этом не догадываются, то наши усилия должны быть направлены по пути просветительства, повышения их охотничьей квалификации с одновременным беспощадным изгнанием из органов управления охотничьим хозяйством людей, далеких от охоты и способных порождать постановления столь же вредные, как упоминавшийся уже шедевр марийской охотинспекции.

Ну а если здесь не «святая невинность», и мы имеем дело с наглым, наплевательским пренебрежением ко всему, что может помешать любителям всевозможных безобразий «за свои деньги» развлекаться так, как им хочется? Ведь в этом случае взывать к их сознательности совершенно бесполезно, ведь потребительская психология всякую нормальную сознательность деформирует на свой лад. По делу, их следовало бы лишать права охоты, но самое страшное заключается в том, что мы как-то притерпелись (и не только на охоте) к попранию элементарных правил этики и кроме того, явление это приобрело настолько массовый характер, что отделить «агнцев от козлищ» будет совсем непросто: среди тех, кто будет отделять, может оказаться предостаточно товарищей, исповедующих ту же мораль.

Пожилому человеку сравнивать прошлое с настоящим довольно рискованно, особенно если прошлое ему больше импонирует: все эти сравнения могут быть восприняты, как извечное стариковское брюзжание. Но я все же рискну.

Еще сорок лет назад практически все знали и соблюдали правило, в соответствии с которым нельзя, недостойно и неприлично вторгаться туда, где уже обосновался другой охотник. Этот неписаный закон особенно драгоценен именно весной. Охота тут кратковременна (на тяге всего минут 30, на токах и с подсадкой, максимум, 2 - 3 часа), всегда связана с каким-то конкретным местом, которое иногда приходится выбирать, долго искать, да еще и готовить для охоты. Кроме того, весенняя охота не терпит близкого соседства своих поклонников, так как они неизбежно будут мешать друг другу. Чей-то близкий выстрел - и глухарь, к которому мы подходили, замолчал, тетерева разлетелись, круживший над подсадной кряковый селезень к шалашу не сел и даже налетавший на нас вальдшнеп, точно нырнув, а воздухе, изменил направление - и был таков. Словом, близкое появление товарищей по страсти весной вряд ли кого порадует, тем более что времени на то, чтобы сменить место, как правило, нет.

Фото talks.guns.ru
На тетеревином току в утренней полумгле надо внимательно вглядываться в птиц: около петуха нередко находится тетерка.

И вот сейчас все чаще и чаще случается, что с выбранного места приходится уходить. За последние 20 лет ко мне, когда я стоял на тяге или сидел в шалаше, подходило 78 охотников и только 14 из них, увидев, что место занято, повернулись и ушли. Остальные вели себя по-разному. Некоторые дружелюбно заводили разговор, в котором обязательно в той или иной форме упоминали, что, мол, «в тесноте - не в обиде». Мне кажется, что это в них копошились какие-то остатки охотничьей совести. Кстати, именно их, иногда, удавалось уговорить отойти на более или менее благопристойное расстояние. Большинство же вообще игнорировало мое присутствие и вело себя так, как будто меня и нет. На мои укоры запальчиво отвечали, что «охота у нас для всех», «угодья общие» и «они тоже за путевку деньги платили». Один же «весьма резонно» заявил: «Я вам мешаю? Ну так вы и уходите!». А что остается делать, когда в 100, 50 а то и в 30 метрах пришелец начинает гоношить себе укрытие-скороспелку?

Вот и пропала заря, не говоря уже о вконец испорченном настроении.

Это типичное проявление потребительской психологии, которая крайне ревнива к своим правам и весьма равнодушна к обязанностям. Даже чрезмерной нагрузкой охотников на угодья (во многих охотничьих хозяйствах она допускается) подобное поведение нельзя ни извинить, ни оправдать. Тот, кто действительно хочет охотиться, не будет жалеть ног и времени, чтобы заранее подыскать себе место. Ну а товарищи, любящие в охоте и другие радости и предающиеся им до часа, когда уже нужно «не опоздать», пусть не посетуют на то, что они, так сказать, остались «за флагом».

Понятно, что по отношению к представителям племени нарушителей традиций весенней охоты трудно испытывать теплые чувства. И все же мне кажется, что они заслуживают сожаления. Ведь стремясь «урвать» от охоты как можно больше и главным образом пострелять, они обрекают себя на эмоциональное нищенство. Таким весенняя охота никогда не раскроет всей своей поэтической прелести, не даст заглянуть в тайны пробуждающейся природы, не позволит испытать тех ощущений, которые только она и может подарить.

Бродить в поисках дичи, ждать близкого взлета птицы, подбираться к замеченному объекту своих вожделений можно в любое открытое для охоты время. Но только весной в предрассветной тьме моховых болот звучит глухариная песня, только на весенних зорях неистовствуют на токах косачи, тянет вальдшнеп и на голос подсадной утки спешит зеленоголовый селезень. Только весной, только из шалаша позволено нам бывает любоваться нелепо-прекрасными танцами журавлей, суматохой заячьих «свадеб» и тем, как самец какой-то пичуги склоняет к любви свою избранницу, потчуя ее козявками.

Да и разве можно сравнить по силе охотничьих переживаний элементарное убиение налетевшего или близко поднявшегося селезня с тем, что мы испытываем, взяв его с подсадной или сумев подманить? Разве добытый после долгого подхода под песню глухарь не в десятки раз драгоценнее того, который во время подслуха подлетел и в двадцати шагах взгромоздился на сосенку? Тот, кто не видит тут разницы, право же наделен восприимчивостью и эмоциональностью дубовой чурки. Нет, соблюдая закон или отказываясь от глупых послаблений в правилах, которыми нерадивые чиновники хотят, видимо, подчеркнуть свою демократичность и неусыпную «заботу об охотнике», нам необходимо сохранять, беречь, и главное, соблюдать традиции и этику весенней охоты. Либо мы будем это делать, либо эту лучшую из охот придется запрещать. Третьего не дано.

Что же касается охотников-потребителей с их психологией рвачества, то остается лишь только надеяться, что уважение к окружающим, порядочность, дружелюбие и отзывчивость вновь станут нормой поведения в нашем обществе вообще, и в среде охотников - в частности.

Я. Русанов
Биолог – охотовед

Журнал "Охота и охотничье хозяйство" № 4-1990 г.

Вернуться назад